Иоанна Хмелевская - ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире]

— А ему хотелось, чтобы ты уговорила его приняться за неё немного позже.

— Так ведь меня уже тянуло со страшной силой!

— К Доминику?

— Не смейся. К автомату, конечно. Доминик же стал последним гвоздём в крышке моего гроба.

Я задумалась. Неужели Бартек не заметил страстей, которые сотрясали телевидение? И спросила Марту об этом. Она лишь пожала плечами.

— А чем все кончилось?

— Грандиозной ссорой. Так что я вовсе не уверена, что он придёт. И вообще ни в чем не уверена. Даже не знаю, что теперь делать.

Я тоже не знала. Может, все же подождать с селёдкой? Или поступить наоборот: сделать вид, что мы никого не ждём, открыть банку, вот тогда Бартек должен обязательно появиться. И обидеться на нас, что не дождались его. Хотя нет, Бартек бы не обиделся, уж такая мелочность не в его характере. Знала я человека, который в данном случае обязательно бы обиделся. Мелочный, чувствующий себя задетым из-за каждого пустяка, раздувшийся от спеси дебил… Нет, Бартек не такой.

Тут зазвонил телефон. Этого звонка я давно ждала. Витек.

— Я часа через два забегу, ладно? — спросил он. — Есть у меня для тебя новости, надеюсь, обрадуешься.

— Забегай, — разрешила я. — Селёдочкой угощу.

Новости, которые я ожидала, отодвинули на задний план Мартины любовные переживания. Пока же я коротко информировала девушку, что вроде бы кое-что начинает проясняться, и вернулась к её телевизионным событиям. Так нашли у них в архиве интересующие нас материалы или нет?

Этого Марта не знала, да, похоже, никто не знал. Доминик же, даже если и догадывался о чем-то, был не в состоянии ничего толком рассказать, тем более что после известной сцены в баре Марта поклялась себе страшной клятвой больше никогда первой не заговаривать с ним, разве что лишь сугубо по делу. И пусть теперь рыдает на плечах и грудях других дур, с неё хватит.

Теперь мне осталось дождаться ещё двух телефонных звонков, чтобы потом, когда все станет ясно, сразу обо всем рассказать Марте. Однако сама не выдержала:

— Если ты в состоянии, оторвись на минутку от своих амурных волнений, у меня ведь тоже имеются кое-какие новости.

К сожалению, продолжить помешал телефон.

— Марта у тебя? — спросил Бартек.

— У меня. А ты где? Тоже должен быть здесь.

В качестве хозяйки дома я имела право так говорить, особенно при наличии селёдки. Даже имела право обидеться из-за опоздания гостя. Ещё подумала: если выяснится, что он как раз находится на полпути между Варшавой и Краковом, то я не знаю, что сделаю, ну, например, порву с ним контракт на оформление к моей последней книге.

— Так я как раз сомневаюсь, — неуверенно произнёс Бартек. — Может, она не желает меня видеть…

— Желает!

— А разговаривать с ней не буду, она чуть что — закатывает скандал. Ладно, еду.

Марта смотрела на меня взглядом, в котором столько всего выражалось, столько противоречивых чувств, что я не сомневалась — количество ну просто никак не сможет перейти в качество, слова не скажет. Смотрела молча, выжидающе, но было понятно — сразу догадалась, кто именно звонит.

— Сейчас приедет, — ответила я на невысказанный вопрос. — Насколько я его знаю, будет через час. А если явится раньше, значит, любит тебя до безумия.

— Ха-ха, — только и выговорила Марта.

По её задумке это должно было прозвучать насмешливо-недоверчиво, однако голос девушки предательски дрогнул.

Бартек приехал через пятнадцать минут и каждой из нас вручил по розе. Жизненный опыт позволил мне высоко оценить этот жест. Не мог он просить у Марты прощения за её же вину, а в то же время хотел дать понять, что осознает — переборщил малость в своих действиях, он совсем не собирался её обижать. Наилучший выход — одарить обеих дам розами. Так поступил бы настоящий джентльмен, и это ещё ни о чем бы не говорило. Просто хорошо воспитанный молодой человек.

А потом я вдруг оказалась чрезвычайно полезной. Сначала, как хозяйка и истинная дама, загнала гостей в комнату с помощью утончённо-изысканных слов «А ну, марш в комнату! Сами заварили щи, сами и расхлёбывайте, а у меня дела», после чего провела в кухне целую вечность.

Ну, сначала нужно было разобраться с селёдкой. Чтобы потом не возиться с посудой и мойкой после истекающей оливковым маслом сельди, извлекла специально припасённые на этот случай пластмассовые корытца одноразового использования, по которым и разложила селёдку. Аккуратно нарезала чёрный хлеб. Потом достала ножи-вилки, разумеется, не забывая и Витека. Долго разыскивала где-то давно завалявшиеся две стограммовые бутылочки «Чистой» и чарки к ним, нечаянно сбросив при этом висевшие на специальном крючке кухонные бумажные полотенца. Неторопливо повесила их обратно, но тут вспомнила о чае, налила чайник водой и поставила на газ. Вспомнила и о масле, чёрный хлеб очень любит сливочное масло. И бог знает сколько его искала, поскольку маслёнка стояла в холодильнике на самом виду. Наконец все заготовки составила на поднос, чтобы сто раз не бегать туда-сюда.

Когда я с подносом вплыла в гостиную, Мартуся с Бартеком, похоже, опять успели поцапаться, но вроде бы на другую тему. Кажется, менее опасную. И это обстоятельство отнюдь не лишило их аппетита.

Марта поспешила просветить меня о причине новой ссоры.

— Он воспользовался предлогом, чтобы прийти сюда, а то продолжал бы дуться, — ехидно заявила девушка, но мне в её голосе, кроме напускного ехидства, послышалась и искренняя нежность. — Любит человека помучить….

— Кто кого мучает? — вырвалось у Бартека.

— Каким предлогом? — одновременно спросила я и тем погасила в зародыше готовую вспыхнуть новую ссору.

— У меня создалось впечатление, — сказал Бартек в ответ на мой вопрос, — что вроде бы я что-то узнал. Нет, с телевидением это не связано. Мой спонсор… ну, вы знаете его, так сейчас он злой как собака, похоже, из-за раскрытых преступлений лишился больших денег, так он мне и намекнул, потому как намерен лично проследить за ходом расследования. На что намекнул? Я как раз собирался сказать. Он уверен, что прокуратура притушит дело, чтобы ненароком не добраться до источника, то есть до заказчика, поскольку это кто-то из Генеральной.

— Ты имеешь в виду Генеральную прокуратуру? — уточнила я.

— Это он имеет её в виду, — поправил Бартек. — И судя по разгулу преступности в нашей демократической стране, он прав. Но сейчас упёрся и не намерен так этого оставить. Кстати, он все знает о Липчаке и Кубяке. А поскольку сам тоже шишка крупная, наверняка переполох в высших сферах поднимется немалый. А может, уже поднялся, только мы о нем не знаем.

Я вздохнула:

— Жаль, но ничего новенького ты нам не сообщил. Я надеялась, может, намекнёшь на какую высокопоставленную особу. Очень подходят в данном случае и генеральный прокурор, и председатель Верховного суда, и министр внутренних дел, и… кто там ещё? Ведь не может же генеральный прокурор не знать, что творится во вверенных ему прокуратурах, не может же он не читать газет, не смотреть телепередач, не включать радио, не слышать, о чем говорят люди. И что, какова его реакция?

— Вот именно! — веско подтвердил Бартек и для убедительности несколько раз кивнул.

Марта невинным голоском заметила:

— А мне казалось, ты решила больше политикой не заниматься.

Я возмутилась:

— Решила, так что? Разве я собираюсь писать об этом в книгах? Разве хоть словечко в нашем сценарии вырвалось у меня? Но когда от дурацкого трупа просто житья нет… В реальности! И столько сразу подозрительных личностей, просто так и прут, так и прут…

Тут в домофоне прозвучал Витек, и я пошла открывать ему дверь, на ходу поучая Марту:

— А ты не мели ерунды, Бартеку и в самом деле потребовался предлог, но ты ведь сама об этом позаботилась. Я бы тоже вышла из себя, увидев, как Доминик воет у тебя на груди.

— На плече! — выкрикнула Марта.

— Один черт! — бросила я ей в ответ, открыла дверь и, вернувшись в комнату, набросилась теперь на Бартека:

— И ты тоже хорош, настоящий мужчина, холера! Глянет, надуется и задом повернётся, вместо того чтобы по-человечески выяснить, в чем дело. Никак не пойму, что с тобой, комплекс неполноценности, что ли, вдруг навалился? Мало ли что в жизни увидишь! Вот, скажем, какая-нибудь Дульцинея в твоей мастерской бьётся в истерике, причин хоть отбавляй, дача сгорела, хахаль бросил с кучей малых деток. Ты, естественно, попытаешься успокоить женщину, из жалости по лопаткам похлопаешь, дашь выплакаться в жилетку. И, представь, Марта тебя за этим застукает. Так что? Ей тоже смертельно обидеться, развернуться и бежать на край света? Надо же все-таки хоть иногда и думать, мозги человеку для чего-то даны…

— Полностью согласен, хотя и не знаю, о чем речь, — поддержал меня Витек, вырастая на пороге. — Можно сесть? И кофе, пожалуйста.

— Кофе к селёдке? — удивилась Марта.

— Так я буду их потреблять по отдельности, а не сразу, — пояснил Витек.